ЛЕНТА

Л

За семь минут снял четыре фугаса, пятнадцать противотанковых и двадцать противопехотных мин

Авторский проект Дмитрия ЧЕРНЯВСКОГО, Гомель

Серия 6 За родную землю

– Признаюсь, с пулемётом Горюнова вступил в бой только один раз, но этого хватило, чтобы получить медаль «За отвагу». Случилось это под Жлобином, когда мы решили взять в кольцо немцев, уходивших из Гомеля, – вспоминает Дмитрий Зюзьков, который воевал в составе 48-й армии. – У меня на ремне было с десяток гранёных и гладких гранат. Забросил я их в печную трубу блиндажа, в котором сидели фрицы, и бегом к пулемёту. Немцы выскочили, руки у них от напряжения нервно дрожали. Это я запомнил. Да и у меня сердце стучало ого-го! И тут я начал бить из пулемёта. Троих уложил, но один ранил меня в плечо. Пуля прошла навылет. Целились фашисты в голову, однако промахнулись...

– Голубчик, не надо мне помогать, я сам быстрее оденусь. Костыль мой где-то там стоит. Подай, если не сложно, – указывает в угол комнаты Дмитрий Михайлович, достаточно быстро для своих 90 лет одеваясь, чтобы ехать в музей военной славы.

– Ну, я готов к бою, – добавляет он, поправляя ордена.

В машине ветеран вспоминает, как попал на фронт после того, как его деревню Тереховку в 1943 году освободила Красная армия.

– Нас ведь как отправляли. Солдаты собрали всю молодёжь призывного возраста, которая жила в деревне. Всего 237 человек. Построили в ряд. Командир идёт и пальцем показывает: «Выходи, выходи». Первые 50 попали в роту автоматчиков. Я и ещё семь человек оказались во взводе противотанковых ружей. Уже через два дня были в траншее. Под Речицей не только с немцами, но и с вошью сражались. Помыться и побриться ведь негде было. У ребят, которые призывались в начале войны, были жетончики с личными данными. А когда в моём строю один парень спросил: «Если нас убьют, как узнают, кто мы такие?» Командир ответил: «А вы возьмите винтовку, выстрелите вверх и в оставшуюся гильзу вложите бумажку с именем, фамилией, адресом. Пусть в кармане у вас лежит». «А как писать? Нет ни бумаги, ни карандаша», – поинтересовались бойцы. «Солдат находчивым должен быть», – услышали мы в ответ. Знаете, сколько человек из 237 уходивших со мной на фронт домой вернулось?

– Сколько?

– Четыре вместе со мной. Да что говорить. Только под Жлобином около 600 ребят сразу в одной атаке погибло. Там сейчас братская могила. В похожем бою я сам чуть не лишился жизни. Стреляю из противотанкового ружья. Вдруг: что такое? Перестало работать оружие. Смотрю: осколок в спусковом механизме застрял. В 30 сантиметрах от головы. А вот моему напарнику Данильченко не повезло. Пулемётной очередью попало в грудь. Он перевернулся на спину, лежит, смотрит на меня, а в его лёгких что-то клокочет. Это была первая смерть, которую я на фронте увидел. Причём мы были из одной деревни. Прямо скажу, тяжело это было пережить. Потом я ещё много всего перевидал. Помню, на Березине налетели бомбардировщики, и моему земляку осколок попал в бедро. Кость целиком раздробило. Мы его на плащ-палатке в ротный медпункт занесли. А он дрожит, холодно. Ему домой никто даже похоронку не прислал. Куда девался мой одноклассник, что с ним случилось? Одному Богу известно. Отец этого бойца хорошо меня знал. Бывало, встретит после войны, спрашивает: «Слушай, расскажи, куда ты девал моего сына?» А что мне ответить? Вот какие «шедевры» подбрасывала война.

– А у вас ранения были? – продолжаю беседу.

– Когда меня ранило в плечо, я даже умудрился побывать дома. На полуторке доехал до парка, окружавшего дворец Румянцевых и Паскевичей. Там как раз танкисты стояли. Они меня накормили и помогли доехать в родную Тереховку. Кстати, телогрейка, которая была на мне, пропиталась из-за ранения кровью и засохла как панцирь. Мать меня немного подкормила, и через две недели я опять отправился на фронт. От ещё одного мелкого ранения у меня осколок до сих пор в колене сидит.

– А помните, каким был Гомель после освобождения? – настраиваю ветерана на разговор о моём городе.

– Весь в развалинах. За всю войну я не видел другого настолько разрушенного населённого пункта. В 1941 его бомбили немцы, в 43-м – наши войска, когда освобождали. Немцы, отступая, тоже успели пройтись по его улицам снарядами.

За разговором подъезжаем к зданию музея и поднимаемся на второй этаж к экспозиции, где стоит пулемёт Горюнова. Пока фотограф щёлкает камерой, Дмитрий Зюзьков, положив руку на чёрный щиток оружия, заметно приободряется.

– Решили деда позабавить, – улыбается он, хлопает ладонью по дулу пулемёта. – Задавайте вопросы, только садитесь с левой от меня стороны, чтобы я лучше слышал.

– Раз уж мы заговорили об освобождении Гомеля, расскажите, как оно проходило.

– Перед глазами отчётливо стоит, как мы форсировали Сож в районе Чёнок. Ночью, без артподготовки. Перед этим один сослуживец спросил у нашего командира: «Где потом сушиться будем?» «А ничего. Немцы нам “баню” приготовят», – отшутился тот. Благо обошлось без потерь. И вот что удивительно. После форсирования Сожа мы долго в мокрой одежде ходили. И никто ни воспалением лёгких, ни простудой не заболел. Врач полковой нам тогда сказал: «Вы в таком возбуждённом состоянии находились, что через лёд и пламя могли пройти и ничего бы с вами не случилось». Жалко, часть немцев смогли уйти по болотам в районе реки Уза. Отступали они ночью по грязи через 6-километровую брешь в нашем окружении.

– Вы упомянули, что холода вам были не страшны, неужели и зимой не мёрзли? – пытаюсь развеять удивление.

– Зимой фашисты остановят нашу атаку, а мы назад в окоп не можем отползти. Иначе неподчинение приказу – «Ни шагу назад». Так и лежим в поле на снегу. Хорошо, если где-то ель или сосна растёт. Ночью оборвёшь хвою, положишь на землю и сверху вместо одеяла ветками накроешься. Этим и греешься. Вообще, в атаку страшно было идти. Мы ведь прощались друг с другом перед тем, как с криком: «Ура!» атаковать. Был среди нас и настоящий Герой Советского Союза нанаец Александр Пассар. Когда шли бои под Рогачёвом, так он за языком через речушку по дну ходил. А чтобы его не заметили враги, дышал через шланг противогаза, который едва виднелся из воды. Очень боевой парень был. 26 языков к 44-му году взял.

– А вы не участвовали в подобных операциях? – интересуюсь.

– После ранения я попал в сапёрную разведку. Снимал мины с оборонительной полосы немцев. Делал проходы для разведчиков, которые, чтобы найти дорогу назад, зимой обмотки солдатские связывали и выкладывали по земле. А летом бинты разматывали на пути следования к неприятельским траншеям, чтобы ночью не заплутать на вражеской стороне. Разведчики хватали фашистских солдат сразу за горло. Пистолет приставят и ведут в штаб. А немцы, я вам скажу, трусливые были.

– Благодаря боевым качествам вы и получили орден Красной Звезды? – спрашиваю, разглядывая награды.

– Этим орденом меня наградили в наступательных боях на косе Фрише-Нерунг, выходящей на Балтийское море. В мае 1945 года под сильным огнём противника разминировал участок, проделав проход для нашей пехоты и артиллерии. В течение семи минут снял четыре фугаса, пятнадцать противотанковых и двадцать противопехотных мин. Это всё в наградном листе указано.

– Не страшно было? Вы ведь могли в любую минуту сами подорваться, – удивляюсь решительным действиям ветерана.

– Страшно было другое. В 1944-м году я видел по-настоящему чудовищную картину смерти немецких солдат во вражеской траншее, на которую обрушились снаряды «Катюши». Война – это ужасно! Только в кино всё красиво смотрится. На самом деле это ад. Страшный ад!

Дмитрий Михайлович на мгновение замолкает и напряжённо сжимает губы. Фронтовик не хочет больше особо ни о чём рассказывать, и мы спускаемся по ступенькам музея к выходу. Дмитрий Михайлович идёт, опёршись одной рукой на моё плечо. Хочется как-то подбодрить его, поэтому я спрашиваю:

– Ну а День Победы? Какой он был – 9 мая 45-го года?

– Боже мой! – просияв, восклицает фронтовик. – Все пушки, пулемёты, автоматы палили в небо. Мы все боеприпасы выстрелили до капельки. Помню, весь берег Балтийского моря был устлан рыбой, оглушённой от разрывов снарядов. Сложно было поверить, что закончилась война. Ведь ещё до часа ночи 8 мая мы вели перестрелку с немцами. И вот после капитуляции Германии смотрим – немецкие солдаты поднялись и идут на нас как будто в атаку. Но не стреляют. Сидим, ждём. У всех нервы на пределе. И тут из окопа вылез наш младший лейтенант и пошёл к немцам. Фрицы стали к его ногам складывать своё оружие. Сдались.

А после выстроили нас целый полк. Всех, кто остался. Командир армии обошёл наш ряд. Взглянул на меня, на мои ботинки, говорит: «Слушай, а что это у тебя за ложка в обмотках торчит? Выбрось ты её». Его адъютант вытащил из обмотки неказистый столовый прибор с перекрученной после всех испытаний ручкой и бросил в сторону. А я говорю: «Товарищ генерал, верните мне её назад, пожалуйста. Мне эту ложку мать дала, когда провожала на фронт». И вот сейчас, спустя много лет, я думаю: может, любовь материнская, которую она передала с этой ложкой, и сохранила меня в живых.

От редактора канала «Белорус и Я»Честно говоря, когда мы с Димой только начали транслировать его проект «Лица Победителей» в Дзен, и представить не могли, что найдутся «любители арифметики», которые начнут скрупулёзно высчитывать, сколько сейчас должно быть лет ветеранам – героям интервью, сколько им было, когда началась война и даже сколько, когда она закончилась. А потом радостно визжать в комментариях, что «автор облажался!»

Специально для таких «проДвинутых». Собирать интервью с ветеранами журналист газеты «Гомельские Ведомости» Дмитрий Чернявский начал ещё в 2014 году. То есть, в этом году проекту исполняется 10 лет, но он продолжается. За эти 10 лет Дима собрал уже больше 130 интервью. Проект, кроме собственно публикаций в газете, вылился в несколько фотовыставок, одна из которых прошла в стенах Государственной Думы РФ. В прошлом году по его материалам был издан альбом «Устами фронтовиков», обложкой которого мы начинаем все материалы Дзен-воплощения проекта.

Тем же, кто пытается нас учить, что «негоже ставить интервью 2014 года», отвечу: такие интервью я ставил и ставить буду. Считаю, что их надо ставить и в 2024-м, и в 2034-м, и в 3334-м. Это живая память о величайшей трагедии, только сохранив её мы можем остаться людьми.

И математика (которую, бывший студент мехмата МГУ, нежно люблю) здесь не причём.

Другие материалы проекта здесь:

Продолжение – в следующую среду

Дмитрий ЧЕРНЯВСКИЙ, Гомель

Фото: из архива Алексея ГОЛОВАЦКОГО, Марина ВАСИЛЬЕВА, Дмитрий ЧЕРНЯВСКИЙ

© "Союзное государство", №1 2024

Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите канал, подпишитесь и поставьте лайк!

Хотите, чтобы мы и дальше радовали Вас интересными и важными материалами?

Wiki