Как в довоенном Ленинграде почти победили преступность
Страна Советов упорно не желала признавать тот факт, что успешное формирование социалистического общества отнюдь не сопровождается автоматическим снижением преступности. Особенно в таких крупных городах, как Ленинград и Москва. С их традиционно повышенным криминальным фоном. А потому в конце 1930‑х годов были предприняты новые меры борьбы с преступностью.
С 1937 года в СССР наметилась тенденция к переквалификации сугубо хулиганских проявлений в контрреволюционные преступления (ст. 58 УК). Отныне в действиях хулиганов запросто находили политическую подоплеку. Например, такую — «пытались запугать лучших ударников, чтобы подорвать дисциплину на социалистическом предприятии». Впрочем, к концу 1930‑х политический подтекст усматривали уже в большинстве совершаемых в СССР преступлений, а судебные заседания все чаще превращались в показательные публичные процессы.
Одновременно государство продолжало закручивать гайки. 10 августа 1940 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за мелкие кражи на производстве и мелкое хулиганство». Он предписывал создать в крупных городах дежурные камеры народных судов.
В Ленинграде первая такая камера появилась в Дзержинском районе. Она работала с раннего утра до глубокой ночи, уголовные дела здесь слушались без предварительного расследования, а выносимые приговоры оказывались весьма суровы. Так, за нецензурную брань в закусочной некто Попов был осужден на 1 год, а некто Кузнецов, который 21 августа 1940 года ударил чемоданом по лицу гражданина Сахарова, уже 22 августа был осужден на 3 года тюремного заключения с последующим запрещением в течение 4 лет проживать в главных городах СССР. Дебоширы и хулиганы пропускались через дежурные камеры без традиционной юридической волокиты: сегодня в камеру, завтра в суд, послезавтра на этап.
Подобные меры возымели действие: к началу 1941 года на улицах Ленинграда был установлен образцовый порядок, о котором до сих пор с упоением вспоминают немногие оставшиеся старожилы. Стоило ли наведение порядка таких жертв, вопрос спорный. Жертвами борьбы с хулиганством в основном становились простые работяги, которые и так были двумя руками за советскую власть. А вот матерые уголовники без лишней надобности по улицам не слонялись, нецензурно на людях не выражались и вообще старались ненужного внимания к себе не привлекать. В отличие от пролетариев вроде ленинградского хулигана Смородинова. Который «беспричинно приставал к сидящему на скамейке гр-ну Бурдилову и даже ударил его селедкой по лицу». Селедка обошлась Смородинову дороговато: на следующий после задержания день в дежурной камере народного суда ему отвесили 5 лет исправительных работ.
Если верить официальной милицейской статистике, за весь 1936 год в Ленинграде было совершено всего два (!) вооруженных ограбления. Преступники, которых, кстати, вскоре задержали, отняли деньги у владельцев двух маленьких магазинов. Статистика, конечно, вещь деликатная, однако порядок цифр (тогдашние единицы в год против нынешних тысяч в месяц) говорит сам за себя.
С учетом складывающейся обстановки многим склонным к криминалу личностям поневоле приходилось переквалифицироваться в банальных расхитителей социалистической собственности. Кстати, именно среди этих типов, если верить газетам тех лет, преобладали «остатки враждебных контрреволюционных элементов». «Перекрасившиеся» занимались очковтирательством и тратили народные деньги на коллективные пьянки и кутежи. Кулаки-лишенцы подделывали расчетные знаки Торгсина. «Сын расстрелянного белобандита и бывший колчаковский офицер организовали преступную группу, которая путем подлогов и злоупотреблений причинила государству ущерб на сумму 614 рублей»...
Проворачивать подобные аферы с каждым годом становилось все тяжелей, поскольку крупно погореть можно было на любой ерунде. В те годы не только милиционеры, но и прокуроры, несмотря на крайнюю загруженность, не пренебрегали «мелочами жизни». Со страниц «Ленинградской правды» в сознание горожан внедрялась мысль о том, что советский прокурор тесно связан с народом и твердо защищает интересы граждан. А потому ленинградцы ходили жаловаться к прокурору охотно и часто. Результаты жалоб сказывались незамедлительно. Стоило покупателям магазина «Шелкосбыт» заявить, что оттуда с черного хода утекают шелковые галстуки, как против директора возбуждалось уголовное преследование...
Подобные жалобы были больше похожи на доносы: «В ателье № 1 под видом массового производства сшито 10 костюмов для друзей и знакомых заведующего. Необходимо вмешательство районной прокуратуры». (Подпись неразборчиво.) А что делать — всем хочется ходить в хороших костюмах...
Перед войной в СССР окончательно установилась новая эпоха. Не выдержавший конкуренции с тоталитарным государством уголовный мир невольно начал перестраиваться: группировки жиганов и урок по всей стране сливались (где-то мирно, где-то кроваво) в шайки, базировавшиеся на новых понятиях. Наступало время воров в законе. Однако в крупных городах, особенно в Москве и Ленинграде, государство держало руку на пульсе особенно жестко. Ни о каких ворах в законе и организованной преступности речи здесь идти не могло — «уркаганам» в столицах развернуться не давали.
Но тут грянул июнь 1941‑го, и блатным стало не до новых понятий, а простым горожанам — не до хороших костюмов. Город Ленина ожидала девятисотдневная блокада.
Автор текста: Игорь Шушарин
Невинные шалости = реальные сроки
Ставьте лайки, подписывайтесь на канал и приобретайте архивные номера «Тайного советника» —https://history1.ru/archive
Не забывайте делиться материалами в соцсетях, если они вам понравились :)